Марийские истории: “Как в сказке жила”

В ответ на наши расспросы о специфических марийских обрядах, праздниках и традициях, марийцы всегда рассказывали нам о своей семье, а особенно – о родителях, бабушках и дедушках. С их точки зрения, марийскость находится именно там – в биографиях их предков. Из их рассказов сложилась история уральских марийцев ХХ века.

За пропуск трудодней в колхозах и совхозах во время праздников их наказывали. Хозяйства, которым после войны требовалась рабочая сила, не отпускали жителей деревень на учебу в райцентры и города. Большая часть рассказанных нам личных историй были посвящены работе в колхозе – часто за продукты, а не за деньги, и без какой-либо надежды на улучшения.

В 1930-е годы на Урале был голод, о котором мало известно за пределами деревень. Владимир Айметов обнаружил захоронение умерших во время голода и установил памятник.

Карт Борис Александров рассказывает о том, как одному марийцу отказали в ордене, узнав, что тот карт. Деревня Марийские Карши, Свердловская область.

Антонина Трифонова, учитель математики, о том, как праздновали марийские и советские праздники и как после 1991 года использовали советские флаги. Деревня Нижний Бардым, Свердловская область.

Мария Ильина рассказывает историю своей жизни в марийской деревне. Малая Тавра, Свердловская область.

Кто у нас кенгер? Бардым, Курки, мы – Андрейково, Большие Карзи, Пантелейково, Афанаскова, Байбулда. Это все у нас кенгер. Большая Тавра, Малая Тавра – это йыпоныш. Сарсы – йыпоныш. У них между словами есть предлог «гой». “Я ведь это сделала гой? Я ведь туда сходила гой?” И некоторые слова совершенно другие. Само слово называется по-другому. Мы вот зеркало по-русски говорим – зеркало, у них там кюзгё, у нас вот подушка кӱпчык, а у них мынде́р. Много слов таких. Между нами 30 километров и мы совершенно разные.

Ольга Вапаева

Деревня Андрейково, Свердловская область

“Кенгер”. Кунгурские марийцы, пришедшие на Урал через Пермский край и город Кунгур.

“Йыпоныш”. Уфимские марийцы, по дороге из Поволжья прошедшие через современную Башкирию.

Ольга Вапаева

Деревня Андрейково, Свердловская область

Кто у нас кенгер? Бардым, Курки, мы – Андрейково, Большие Карзи, Пантелейково, Афанаскова, Байбулда. Это все у нас кенгер. Большая Тавра, Малая Тавра – это йыпоныш. Сарсы – йыпоныш. У них между словами есть предлог «гой». “Я ведь это сделала гой? Я ведь туда сходила гой?” И некоторые слова совершенно другие. Само слово называется по-другому. Мы вот зеркало по-русски говорим – зеркало, у них там кюзгё, у нас вот подушка кӱпчык, а у них мынде́р. Много слов таких. Между нами 30 километров и мы совершенно разные.

“Кенгер”. Кунгурские марийцы, пришедшие на Урал через Пермский край и город Кунгур.

“Йыпоныш”. Уфимские марийцы, по дороге из Поволжья прошедшие через современную Башкирию.

Анна Максимова

Деревня Усть-Маш, Свердловская область

“Чтобы не молился”. Марийские жрецы – моллы, или карты – стали главными жертвами Большого террора.

“До войны-то дедушка молился, так его посадили в 1937 году и все, больше не было моллы. Для того и посадили его, чтобы не молился. Нельзя молиться. У нас в 37-ом году 7 человек забрали, посадили. Моего отца тоже, с тех пор нету его. На 10 лет посадили его. 3 из 7 вернулись. Мой отец был пожарником, злые-то люди есть тоже, ложные показания и все. Как будто бы он где-то служил или что-то такое. Он сам был сиротой, его взяли, усыновили, вырастили. Им надо было рабочие руки. Потом он вырос, его женили и через 3 года жена умерла, сын остался. Вот и маму из Ювы привезли в Бугалыш, за вдовца. И брат был. Отец у нас один, а матери разные. Его мать умерла, мы все вместе выросли. Мне было 3 года, братишке было годик…”

Анна Максимова

Деревня Усть-Маш, Свердловская область.

“До войны-то дедушка молился, так его посадили в 1937 году и все, больше не было моллы. Для того и посадили его, чтобы не молился. Нельзя молиться. У нас в 37-ом году 7 человек забрали, посадили. Моего отца тоже, с тех пор нету его. На 10 лет посадили его. 3 из 7 вернулись. Мой отец был пожарником, злые-то люди есть тоже, ложные показания и все. Как будто бы он где-то служил или что-то такое. Он сам был сиротой, его взяли, усыновили, вырастили. Им надо было рабочие руки. Потом он вырос, его женили и через 3 года жена умерла, сын остался. Вот и маму из Ювы привезли в Бугалыш, за вдовца. И брат был. Отец у нас один, а матери разные. Его мать умерла, мы все вместе выросли. Мне было 3 года, братишке было годик…”

“Чтобы не молился”. Марийские жрецы – моллы, или карты – стали главными жертвами Большого террора.

Вот в 1988 году я приступил директором дома культуры. Был развал культуры, потом я начал объединять и вот, был у меня самый большой марийский коллектив по Свердловской области. Меня пригласили в город Йошкар-Ола, там с концертами я выступил в шести деревнях. А в 1990 году было предложено директором «Дома мира и дружбы» создать общество. Первое время оно называлось «Уральское демократическое марийское движение», а в дальнейшем «Свердловское областное марийское общество Марий». Но на свои деньги вести это общество – встречи министра культуры, встречи госсекретаря, встречи московских гостей, встречи гостей с Канады, Финляндии, 32 человека у меня тут обитались – это по финансам было трудно, честного говоря, я собрался уходить. Правительство ни копейки не дает, область не дает, это все тянуть трудновато было. 16 лет тянул это общество.

Валерий Кандыбаев

Деревня Усть-Маш, Свердловская область

Лариса Анатольевна, я говорю, марийцы в Ачитском районе. Да ну, говорят, не может быть. Я говорю: «Съездите, проверьте, пожалуйста». Потом, видать, комиссия какая-то ездила, убедились, что есть… Ачитский район занимал такие призовые места, губернаторские премии получали, а все школы закрыли. Сами же видите, работы нету в сельской местности, люди забывают марийский язык. У меня внуки — марийцы, а все по-русски говорят.

“Марийцы в Ачитском районе”. Валерий Кандыбаев рассказывает о том, что в Управлении культурой Свердловской области были не в курсе, что на ее территории живут марийцы.

А все по-русски говорят“. Дети марийцев, родившиеся в городе, почти никогда не говорят по-марийски. Это связано, в том числе, с низким авторитетом марийского языка и марийской культуры, которую молодое поколение марийцев считают деревенской и поэтому “отсталой”.

Анна Столбова и Мария Мезина

Участницы народного коллектива из деревни Курки, Свердловская область

У нас молодежь, наверное стесняется марийского языка, того, что они марийцы. Я много слышала: “Перед русским на марийском языке со мной разговариваешь. Ты что это?!” Стесняются своего языка, своей нации… У нас почему перестали изучать марийский язык – учителей не было. Они же не приезжали с Марийской ССР, а сами здесь не учили.

Сейчас в школе факультатив марийского языка есть. У нас одна ученица ездила в 2016 году в Москву, защищать марийский язык – она областную олимпиаду выиграла, и ее отправили в Москву защищать нашу область по марийской культуре.

Замуж-то выходят как? Посадят да увезут. Хочешь – не хочешь, а посадят и увезут, за руки, за ноги потащат. Я с работы пришла, легла спать. Они пришли, знали, как дверь открывается. Раньше же не сватались. Не хочешь – так украдут. И украли меня. Родители стали меня искать, но им потом сказали. Как в сказке жила. Они были бедные, ничего не было у них. Три месяца, три недели и три дня прожила, а потом пошла обратно. Не ужилась. У дедушки было 40 дней, он умер. Я приехала на сорочины и не вернулась. Родители были согласны. Он приходил за мной, звал обратно, но я не пошла. 17 лет мне было. А потом уже замуж вышла второй раз – мы с ним учились в одном классе, за одной партой сидели. По своему желанию. 19 мне было. Свадьбу играли. Был полный двор, лошади с бубенцами, с полотенцами.

Надежда Илюшкина

Деревня Юва, Свердловская область

“И меня украли”. Среди марийцев были распространены кражи невесты. Однако девушка всегда могла вернуться к родителям и начать жизнь заново.

Надежда Илюшкина

Деревня Юва, Свердловская область

Замуж-то выходят как? Посадят да увезут. Хочешь – не хочешь, а посадят и увезут, за руки, за ноги потащат. Я с работы пришла, легла спать. Они пришли, знали, как дверь открывается. Раньше же не сватались. Не хочешь – так украдут. И украли меня. Родители стали меня искать, но им потом сказали. Как в сказке жила. Они были бедные, ничего не было у них. Три месяца, три недели и три дня прожила, а потом пошла обратно. Не ужилась. У дедушки было 40 дней, он умер. Я приехала на сорочины и не вернулась. Родители были согласны. Он приходил за мной, звал обратно, но я не пошла. 17 лет мне было. А потом уже замуж вышла второй раз – мы с ним учились в одном классе, за одной партой сидели. По своему желанию. 19 мне было. Свадьбу играли. Был полный двор, лошади с бубенцами, с полотенцами.

“И меня украли”. Среди марийцев были распространены кражи невесты. Однако девушка всегда могла вернуться к родителям и начать жизнь заново.

Ада Ишмекеева

Деревня Малая Тавра, Свердловская область

Один ушел“. Покончил жизнь самоубийством. Считается, что самоубийство особенно характерно для финно-угорских культур.

Я дояркой работала на ферме. Начала работать после семи классов, сразу после экзамена. До пенсии работала на ферме. Семеро детей родила. Один ушел. Из армии пришел – в морфлоте служил три года – и после этого нет его. 23 февраля, праздник был. Жили мы ничего, нормально. Муж работал кузнецом, потом оператором на ферме работал, потом скотником. И после этого жили 45 лет, потом оставил он меня. Сейчас я осталась и шестеро детей. Один в Свердловске живет, уже давно, после армии. Одна в Артях живет и работает, там же замуж вышла. Остальные в Свердловске живут. Одна дочка работает в спецшколе, внук мой в Уфе учился 5 лет, сейчас работает на Уралмаше следователем. Внучка тоже там же работает юристом. Один внук по контракту служит. В прошлом году в параде участвовал, медаль получил. На этой неделе жду, приедут, что-нибудь мне сделают, помогут. Вот так и живу.

Ада Ишмекеева

Деревня Малая Тавра, Свердловская область

Я дояркой работала на ферме. Начала работать после семи классов, сразу после экзамена. До пенсии работала на ферме. Семеро детей родила. Один ушел. Из армии пришел – в морфлоте служил три года – и после этого нет его. 23 февраля, праздник был. Жили мы ничего, нормально. Муж работал кузнецом, потом оператором на ферме работал, потом скотником. И после этого жили 45 лет, потом оставил он меня. Сейчас я осталась и шестеро детей. Один в Свердловске живет, уже давно, после армии. Одна в Артях живет и работает, там же замуж вышла. Остальные в Свердловске живут. Одна дочка работает в спецшколе, внук мой в Уфе учился 5 лет, сейчас работает на Уралмаше следователем. Внучка тоже там же работает юристом. Один внук по контракту служит. В прошлом году в параде участвовал, медаль получил. На этой неделе жду, приедут, что-нибудь мне сделают, помогут. Вот так и живу.

Один ушел“. Покончил жизнь самоубийством. Считается, что самоубийство особенно характерно для финно-угорских культур.

.

текст, видео:

НАТАЛЬЯ КОНРАДОВА

фото, видео:

ФЕДОР ТЕЛКОВ, АЛЕКСАНДР СОРИН

фото: АЛЕКСЕЙ ЕРШОВ

дизайн сайта: АНАСТАСИЯ ЛЕБЕДЕВА

видео: АНАТОЛИЙ КУРЛАЕВ

веб-дизайн: ИЛЬЯ ФИГЛИН

партнеры проекта:

Новосибирский государственный

краеведческий музей

Фонд «Президентский центр

Б.Н. Ельцина»

All rights reserved © 2019. Разрешено использование материалов со ссылкой на сайт и Фонд “Хамовники”.

текст, видео:

НАТАЛЬЯ КОНРАДОВА

фото, видео:

ФЕДОР ТЕЛКОВ, АЛЕКСАНДР СОРИН

фото: АЛЕКСЕЙ ЕРШОВ

дизайн сайта: АНАСТАСИЯ ЛЕБЕДЕВА

видео: АНАТОЛИЙ КУРЛАЕВ

веб-дизайн: ИЛЬЯ ФИГЛИН

партнеры проекта:

Новосибирский государственный

краеведческий музей

Фонд «Президентский центр

Б.Н. Ельцина»

All rights reserved © 2019. Разрешено использование материалов со ссылкой на сайт и Фонд “Хамовники”.